Территория обслуживания амбулатории была немалой – от Красной Могилы до Дарьевки. Основной упор делался на обслуживании железнодорожников и их семей. В станционные поселки вдоль железной дороги медики добирались пригородным дизелем. На дистанции пути были будки путевых обходчиков, где они жили вместе с семьями. Машиниста локомотива предупреждали заранее, где нужно остановиться. К больному дальше от полустанка добирались пешком. И нужно было все успеть сделать, чтобы домой вернуться тоже по железной дороге. С тех пор помню, как в детстве мне объясняли, если мама не приходила на обед или задерживалась: «Мама на вызовах, потерпи».
    Помню, как скрипели от крахмала халаты мамы и дедушки. Как руки моих родных медиков, как бы они их ни вымывали, пахли лекарствами. И разговоры дома тоже часто были о работе. Помню целые кампании по вакцинации детей и взрослых, как ежеквартально организовывали дни донора. В день приходили сдавать кровь от полусотни человек. Работы хватало всем. При этом обычный прием и процедуры никто не отменял.

В помощи не отказывали никому

А спектр услуг был вполне себе. Только на уколы в день приходили 30-40, после обеда медики ходили «колоть» лежачих железнодорожников или их родных. Мама шутила как-то: «Я «познакомилась» за свою жизнь с таким количеством филейных частей – ни в сказке сказать, ни пером описать». Рука у мамы всегда была легкой, в самую тоненькую вену колола играючи, и никогда никаких неприятных последствий. Одноразовых шприцев тогда не было – только ограниченное количество стеклянных, которые стерилизовали-кипятили в металлических коробках – стерилизаторах. Позже появились автоклавы, в них стерилизовали перевязочный материал и те же шприцы. Делали электропроцедуры, прогревания.
   Детвора в то время была активная – часто бедные родители на руках тащили «раненых» отпрысков в амбулаторию. А как-то маме пришлось вытаскивать рыболовный крючок из уха незадачливого рыболова. Были в амбулатории стоматолог, акушерка, терапевт, принимал по графику педиатр. Ежедневно два раза в день приходили на медосмотр железнодорожные бригады. Если давление или температура были повышены – допуск к работе не выдавался. «Но я таких случаев не помню, люди относились к своей работе очень ответственно», – вспоминает мама.

Все вместе – и в будни, и в праздники

Работала амбулатория круглые сутки. Если заболевал кто-то из железнодорожников на смене, или дежурные на постах – в любую погоду, в ночь-полночь шла моя мама с дежурной санитаркой и тяжелым медицинским саквояжем на помощь. Если кто-то из пассажиров транзитных поездов почувствовал себя плохо – амбулаторцы вызывали скорую из города, оказывали первую помощь. Но самыми трудными были вызовы на несчастные случаи. Кто-то поленился и не дошел до перехода, рванул через пути или нырнул под вагон – и вот оно, несчастье… В таких случаях мчались что есть сил, несмотря на тяжелые носилки и сумку. И делали в ожидании скорой все, что только было в их силах.
   Коллектив амбулатории жил одной большой семьей. Праздники встречали вместе тут же, в амбулатории, семьями, с детворой. При этом прием пациентов не прекращался круглосуточно. Были еще и поездки в колхоз, зимой – снегоборьба на железной дороге.

За людей душа болит…

Меня всегда удивляло, почему дедушка, когда пришел заведовать амбулаторией, именовался молодым специалистом. Ведь ему тогда было 33 года. А все дело в том, что он, уроженец маленькой высоко-горной грузинской деревушки, впервые сел за парту в 14 лет. Он вспоминал как-то: «Иду в школу с малышами, а сам закрываю дырку на штанах холщовой сумкой. Очень было… неудобно мне». Потом были рабфак и мединститут. Кроме работы в амбулатории, Семен Иванович по долгу службы курировал железнодорожные детские ясли-сад. Но ему это было не в тягость, детвору он любил до беспамятства. Приходит как-то с работы, жалуется, что руки устали, рассказывает: «Привели сегодня мальчика в ясли первый раз, а он все плачет и плачет. Так я его полдня на руках и проносил, пока немного привык и уснул». В этом – весь мой дед, человек безграничной доброты, который словом лечил даже больше, чем лекарствами.
   До седьмого класса и я мечтала о медицине. Но как-то на летних каникулах пришла к маме на работу, когда она обрабатывала раны страдающему после травмы в шахте остеомиелитом горняку. В открытые свищи она закладывала тампончики с лекарством. Я не боялась крови, не испугалась и в этот раз. Но поняла, что медиком не буду. Не смогу. А мои родные – смогли, и отдали помощи людям всю свою жизнь. Оба долго работали на пенсии. И сейчас мама горюет, что амбулаторию закрыли: за людей душа болит…

Людмила Савенкова, по материалам газеты «Донбасс Восточный»