ОБЗОР ПРЕССЫ «ДОНБАСС ВОСТОЧНЫЙ»: Донбасс у меня в крови, и никуда от этого уже не деться
Дмитрий Шашин родился в шахтерской семье: горняками были дедушки, отец отдал шахте больше 25 лет.
«Донбасс у меня в крови, в прямом и переносном смыслах, и никуда от этого уже не деться», - шутит Дмитрий. И за него же он пролил свою кровь в мае 2022 года.
Дмитрий окончил строительный техникум в Луганске. Какое-то время «искал себя»: работал в ДШСУ, уезжал из города, работал на стройках. Но появилась семья, родилась дочка - понадобилась и стабильность. В 2009 г. Шашин, продолжая шахтерскую династию, идет работать машинистом подъемных установок на шахту «Красный Партизан».
В феврале 2022 года он был мобилизован: «Позвонили из военкомата на шахту, и я пошел». Дмитрий был направлен в 6-й Казачий полк, оттуда – на учебный полигон.
«Донбасс у меня в крови, в прямом и переносном смыслах, и никуда от этого уже не деться», - шутит Дмитрий. И за него же он пролил свою кровь в мае 2022 года.
Дмитрий окончил строительный техникум в Луганске. Какое-то время «искал себя»: работал в ДШСУ, уезжал из города, работал на стройках. Но появилась семья, родилась дочка - понадобилась и стабильность. В 2009 г. Шашин, продолжая шахтерскую династию, идет работать машинистом подъемных установок на шахту «Красный Партизан».
В феврале 2022 года он был мобилизован: «Позвонили из военкомата на шахту, и я пошел». Дмитрий был направлен в 6-й Казачий полк, оттуда – на учебный полигон.

«Подленькое воинство: налететь, разбомбить, потом разграбить»
- Вы помните свой первый бой?
- Он запоминающийся и не запомнившийся одновременно. Это было под Попасной. Понимания ситуации еще особо не было. Были и шок, и страх. Он – как индикатор опасности: если ты его контролируешь, он диктует тебе определенное поведение. Совершенно не бояться – и невозможно, и неправильно. Но шахтерам на передовой полегче, потому что работа под землей приучает к повышенному вниманию к опасности.
Потом был этап боевого слаживания, а это процесс не быстрый – месяц, полтора... После слаживания каждый знает свою задачу, знает, как ее выполнять. Это, конечно, не сразу приходит. Кто-то какие-то вещи вообще воспринять не может.
- Какие, например?
- У некоторых сильный шок вызывает гибель гражданских. Противник – это противник, ты с ним на равных, противостояние и потери принимаешь как должное. Гибель людей мирных – это совсем другое. Допустим, укры дали нам пройти туда, где прячутся гражданские. А стали их выводить – начинается обстрел. Кто-то переживает такое очень тяжело. Если человек сам так никогда бы не поступил, ему не понять, почему так поступают другие. Принять как должное это нельзя. Озлобиться – для себя же хуже. Но таким сразу стараются помочь – военные психологи, командиры, более опытные товарищи. Психологи, кстати, работают очень эффективно. Ситуация постоянно под контролем.
- А как бы вы охарактеризовали врага-вэсэушника?
- Он хорошо мотивирован, уже по НАТОвским стандартам обучен, хорошо экипирован и оснащен. По крайней мере, так было, когда я воевал. И недооценивать врага никак нельзя. Подленькое воинство: налететь, разбомбить, потом разграбить. Твердят, что Донбасс – это Украина, а гражданских не жалеют.
Они неоднородны. Многие, когда в плен попадают, говорят, что их заставили. А в глазах – страх и ожидание, что мы станем их бить – украинская пропаганда работает. Но у нас отношение к пленным – приняли, накормили, передали дальше. Вымещать на них злобу? А смысл? Как ты сам будешь себя после этого чувствовать? Это просто один из эпизодов войны.
«Все три месяца боев за Попасную мы двигались по одной улице, дом за домом»
- Дмитрий, сам момент освобождения Попасной был каким-то особенным?
- Это не было в одночасье – информация на передовую доходит не сразу. Да, конечно, было ощущение успеха, триумфа. И вслед за ним – горечь по погибшим и обида за людей, за город – мы же их считаем своими. Мы поняли, что враг уже отошел от города, когда местные сами стали к нам приходить. Именно в этот день, восьмого мая, люди стали к нам идти с документами, чтобы как-то заявить о себе.
- А как они были настроены?
- Были очень напуганы, но враждебности не было. После Попасной был день отдыха в расположении в Первомайске. Можно было получить обмундирование, вооружение. Дальше двигаться пришлось по степи, лесопосадкам – медленно, трудно, под постоянными обстрелами. И так – две недели до Камышевахи.
- Дмитрий, а что в таких походах переносить труднее всего?
- Ожидание, скорее всего – что за этим полем, за той посадкой? К особенностям армейского быта я тогда уже привык. Как-то в лесополосе с целым батальоном поляков схлестнулись. Они же к нам как на сафари приехали, а таких в любой армии не любят. Отступать им было некуда, не дали бы свои же, поэтому те, кто выжили, человек 12, сдались в плен.
На следующий день после этого боя Шашин был ранен в руку. Первую помощь оказали на месте, потом отправили в Попасную, дальше – в медсанчасть в Первомайске. Там пулю достать не смогли и отправили в Стаханов. После этого до сентября долечивался в Свердловске. Но подвижность руки так и не вернулась. Дмитрия списали. Началась мирная жизнь.
«Что потрясает до глубины души – дети на линии огня»
- Боевое братство – это не просто фигура речи?
- Да, конечно! И оно не пафосное – ежедневное, ежечасное. Человек на передовой проявляет себя совсем иначе. Ты там такой, какой есть. Когда ешь из одного котелка, прикрываешь друг друга – хитрить не получится. Ты должен доверять людям, а они тебе.
- Дима, а приходилось на передовой получать детские письма, которые ребята пишут просто военным, не кому-то конкретно?
- Да, мы все получали. И, знаете, они помогают. У большинства дома дети, племянники. И такое письмо воспринимается очень лично -как кусочек дома. На фронте нужно за что-то держаться. А еще очень важно оставаться человеком – во всем: мыслях, поступках, даже внешнем виде. Ведь опуститься можно очень быстро. Поэтому мы строго друг за другом смотрим.
- Что из пережитого на СВО особенно врезалось в память?
- Разное вспоминается, и страшное, но больше хорошее. Как весна начиналась, например. Это кажется несовместимым -весна и бои. Но душа к этому тянется. Что потрясает до глубины души – дети на линии огня. Не должно быть этого там, где дети. Это вещи совершенно несовместимые, поэтому самые страшные. И все равно, дети есть дети, у них кошечки, собачки, какие-то игрушки.
- После таких эпизодов воюется как-то по-другому?
- По-другому, да. Но озлобиться. Нет! Просто очень хочется отодвинуть это от детей подальше.
«Семейная спокойная жизнь – лучшая терапия»
Сам он большой разницы не ощутил. Но жена потом говорила, что три месяца он был сам не свой. Потом прошло. «Семейная спокойная жизнь – лучшая терапия», - улыбаясь, говорит Дмитрий.
Он пока постоянно не работает. Зато вспомнил годы учебы в музыкальной школе, и у него появилось хобби: настраивает музыкальные инструменты, и обычные, и цифровые. Думает, как будет учить дальше 15-летнюю дочь. Часто ездит к родителям, чтобы помочь. Дружная семья часто собирается за общим столом.
С боевыми товарищами отношения поддерживает. Старается узнать, как дела у тех, кто остался на передовой. И надеется, что его опыт адаптации к мирной жизни поможет тем, кто будет возвращаться с передовой домой.
Людмила САВЕНКОВА, по материалам газеты «Донбасс Восточный»